В своей книге «Многоликая Эстрада. За кулисами кремлевских концертов» Иоаким Шароев вспоминал одно из своих первых знакомств с цирком: «Цирк жесток. И жестокость эта определена самими условиями работы. Путем естественного отбора здесь складывается особая каста, и в эту семью «чужак» не проникает. «Цирковая семья» - явление особое, замкнутое, живущее по своим законам. Я сам видел во время съемок в старом Московском цирке (сейчас цирк Никулина) сцену, запомнившуюся мне на всю жизнь. Руководитель номера, стоя на манеже с шамбарьером (огромным хлыстом, от которого шарахаются даже цирковые лошади) в руке, другой держал лонжу, которой была прикреплена к трапеции молодая женщина. У нее не получался трюк. Тогда руководитель номера несколько спустил на лонже артистку и нанес ей удар шамбарьером. Потом – еще. Она молчала. Боль от ударов, думаю, страшная. Но артистка не кричала, не плакала, а молчала, ожидая новых ударов. Руководитель потребовал повторить трюк. Трюк получился. Тогда он спустил ее на манеж и продолжал репетировать с другими. Артистка тихо исчезла с манежа – очевидно, отправилась рыдать в актерскую уборную. При этой сцене присутствовало много людей – артисты, униформисты, осветители. Никто не вмешался, не сказал ни слова.»